– Все не совсем так, как вы видите и думаете.

Естественно, она не обращает на сказанное никакого внимания. Она вообще в основном находится на своей волне, не особо интересуясь мнением собеседника.

Я с удовольствием ехала бы одна, поглощенная своими ощущениями и мыслями, любуясь пейзажами из окна. Но я вынуждена участвовать в этом так называемом диалоге. Каждый раз я расстраиваюсь, когда мои планы доехать до Ильцена в благословенном одиночестве, нарушаются присутствием Мануэлы. К счастью, это случается не каждый день.

– Когда ты возвращаешься с занятий? Поездом в 13.50? – спрашивает она.

– Да, -отвечаю я, уже понимая, что и на обратном пути мне тоже придется терпеть ее общество.

– О, здорово, я тоже! Так что мы с тобой еще увидимся! – радостно восклицает она, прощаясь со мной на перроне.

Йоргенс уже поджидает ее, скромно держась в стороне, пока мы разговариваем, и приветствует меня только скупым кивком головы. Он никогда не вступает в разговоры Мануэлы, пока она общается с другими людьми.

Я сбегаю вниз в подземный переход, оставляя их позади на платформе. Я тороплюсь не потому что опаздываю. Мой поезд приходит в Ильцен за полчаса до занятий, и у меня достаточно времени, чтобы добежать до школы, которая в 15-ти минутах ходьбы. Я просто хочу оторваться от них. Здесь только одна дорога до центра города, поэтому мы будем вынуждены составить друг другу компанию, если только я не рвану вперед. Подземный переход Хундертвассеровского вокзала с его кривыми в булыжной кладке стенами и с лужами затекшей после ночного дождя воды, ударяет в нос запахом сырости и плесени. Я вырываюсь наружу, обгоняя людей с велосипедами и чемоданами на колесиках, которые сворачивают в переход направо к платформам до Гамбурга или Ганновера.

Пространство вокруг вокзала, облюбованное местными маргиналами, которые когда то свистели мне вслед, сейчас пустует. Они начнут подтягиваться к месту своей тусовки позже, хорошенько проспавшись после бурной ночи. Проношусь мимо крытой велосипедной парковки, загроможденной велосипедами под завязку (еще одна примета немецкого пейзажа), мимо автобусных Halteschtellen (остановок), тоже пустующих в этот час.

Я завела себе привычку перед школой обязательно добегать до церкви Святой Марии (St.-Marien-Kirche) в центре города. Она находится на заднем дворе центральной площади города. В уединении и тишине здесь на лавочке я выкуриваю дежурную сигарету, наслаждаясь покоем и торжественной красотой величественной собора. Отсюда до школы рукой подать, нужно лишь дойти до угла супермаркета «Rossman», там до конца улицы направо до почтамта, и я уже на Рингштрассе (Ringstraße). А там через пару домов уже выглядывает фахверковый фасад моей школы. Вернее фасад здания, которое школа арендует для проведения занятий. Офис (бюро) школы находится совсем в другом месте, но тоже неподалеку – на Луизенштрассе (Luisenstraße). Впрочем, здесь до всего рукой подать. Городок Ильцен маленький, даже меньше моего родного курортного Пятигорска, все в шаговой доступности.

Делая первые затяжки, достаю из рюкзака мобильники и бегло просматриваю их на предмет сообщений. У меня теперь два телефона. Один с русской sim-картой, другой с немецкой. В WhatsApp сообщение с незнакомого номера, но не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, что оно от Жени.

– Как дела?

И это все. С ума сойти. Такой аккуратненький незатейливый пинг, прощупывание ситуации.

Меня охватывает злость. Он что думает, что после всего, что было, этого достаточно, и я отвечу ему? Кстати, он вполне уложился в отведенный ему срок. Все по классическому сценарию нарцисстической патологии: прошло как раз около 2-х месяцев после нашего разрыва. Я так и предполагала, что он скоро объявится.

Я досадливо, почти брезгливо блокирую незнакомый номер. Нет, эти больные игры больше не для меня. Я вышла из состава участников.

Докуриваю сигарету, но снова берусь за следующую. Независимо от моего настроя, его смс выбило меня из колеи. Уже на ходу делаю последние затяжки, я не хочу больше об этом думать. Да и, к счастью, вижу Артура, приближающегося с другой стороны улицы мне навстречу. У него немного грузная фигура, а при ходьбе он слегка прихрамывает и смешно размахивает руками. У Артура начинается болезнь Бехтерева, что придает такое своеобразие его походке. Мы машем друг другу издалека, и я притормаживаю, чтобы подождать его.

Артур, как я, живет неподалеку от Ильцена, в маленьком курортном городке Бад Бевензен. Иногда он ездит в школу на своей машине, стареньком синем фольксвагене, но чаще всего тоже на поезде. Сегодня он явно идет со стороны вокзала.

– Вчера был у врача, -делится он со мной, -назначили массаж и иглоукалывание. Десять процедур.

– Здорово. Это бесплатно, по страховке?

– Да, по полису. Вчера уже прошел первый сеанс. Пока не легче, еще таблетки обезболивающие назначили.

– Наверное, ибупрофен? – спрашиваю я, почти не сомневаясь, что да. Немецкие врачи всем назначают ибупрофен.

– И, наверное, мне придется оставить работу.

Артур работает поваром в греческом кафе у себя в Бад Бевензене. В тяжелых условиях с огромными физическими нагрузками. А его шеф – негодяй, выжимающий из своих работников все, что можно. Именно от Артура я узнала, что не все в Германии живут в свое удовольствие на пособие, как мой муж и Карстен. Кое-кому приходится вкалывать, и немецкие законы вовсе не стоят на страже регламентирования труда иностранцев. То есть, наверняка такие законы есть, но органы не слишком контролируют их соблюдение. Никому нет никакого дела, что Артур 4 дня в неделю работает по 12 часов в сутки без перерыва на обед. По правде говоря, Jobcenter даже не знает, о том, что у Артура есть работа. Иначе его бы лишили пособия и прекратили оплачивать аренду жилья. Официально он числится безработным. Все, чем он занимается, это нелегально, но такая схема очень даже распространена в Германии среди мигрантов.

– Ну может, это не так плохо, -говорю я, стараясь его поддержать, – ведь ты сам говорил, что уже устал от этой работы. Отдохни, займись своим здоровьем, подлечись, а потом найдешь что-нибудь полегче. Такого специалиста, как ты, с радостью возьмут в любое кафе.

Я знаю, что пособия Артура и его жены, включая «детские деньги» (Kindergeld), хватит, чтобы прожить какое-то время на сносном уровне. Социальная поддержка в Германии одна из самых лучших в мире. Но Артур хочет обеспечить не только возможность жизни здесь и сейчас. Наверняка, как заботливый армянский отец, он собирает приданое для своих дочерей и откладывает евро на покупку собственной недвижимости в Германии.

– Да, буду увольняться, – соглашается Артур. – Вчера шеф опять закатил истерику по поводу того, что мне пришлось уйти на час раньше. Взяли нового поваренка, мальчишку совсем. Не очень расторопного, так он на него кричит, тарелками в него швыряется. Обстановка просто невыносимая. Ко мне, конечно, по работе претензий нет, но в такой атмосфере я больше не могу.

– Он будет тебя упрашивать остаться, – говорю я, просто уверенная в этом. Артур работает в этом кафе уже семь лет, и он суперпрофессионал.

Нет, – качает головой Артур, – я уже твердо решил.

Я обожаю Артура. От него веет добротой и искренностью. К тому же, он говорит по-русски, хоть и с кавказским акцентом. Но это только еще больше располагает меня к нему, ведь это напоминает мне о моих краях. У нас на Северном Кавказе проживает много армян, и я привыкла к такому говору.

Мы входим в здание школы и поднимаемся на второй этаж. Договорим потом на обеденном перерыве во время перекура или по дороге домой.

Глава 5. Немецкая школа или Как афганцу, сирийцу и армянину найти общий язык

Занятия у нас начинаются в 9.30, чтобы все ученики успели добраться до школы. Некоторые живут непосредственно в Ильцене, но многие арендуют квартиры в пригородах, таких как Бад Бодентайх, Штедердорф, Вирен или Бад